В последнем рейтинге 250 крупнейших компаний юга России виноделие было представлено впервые. Вошедшее в рейтинг ОАО «АПФ “Фанагория”» пока заняло в нём лишь предпоследнюю строчку, но по динамике роста выручки компания оказалась в первой тридцатке, увеличив свои доходы почти на 42% — с 1,155 млрд рублей в 2008 году до 1,638 млрд в 2009 году. О стратегии развития предприятия «Эксперту ЮГ» рассказывали его генеральный директор Пётр Романишин и генеральный директор торгового дома «Фанагория» (ГК ViWine) Сергей Колосов.
Новый Старый свет
— Не так давно мне довелось побывать на вашем производстве, и у меня осталось впечатление, что вопрос его модернизации компанией в целом решён. При этом, глядя на то, как на полках магазинов постоянно увеличивается ассортимент вашей продукции, возникает гипотеза, что главной задачей развития компании сегодня скорее являются маркетинг и дистрибуция. Это правильный ход мыслей?
П.Р.: — Впечатление у вас правильное, хотя процесс совершенствования технологии безграничен. Я своим технологам обычно привожу такой пример: если брать вершину семь тысяч метров, то есть рубежи в три тысячи, пять, шесть, есть последние 500 метров. По моим ощущениям, из этих семи тысяч мы уже взяли шесть. Осталась последняя тысяча метров — она самая сложная. А ведь принципы высококачественного виноделия российская винодельческая отрасль — в том числе и наша компания — исповедует не так давно. Нам есть куда расти: речь идёт и о тонких настройках, начиная от привойно-подвойной комбинации, и об агрокультуре, и о менталитете сотрудников — от охранника до главного винодела. Поэтому в технологическом вопросе мы ни в коей мере не сбавляем обороты, начинаем более вдумчиво и скрупулёзно работать в глубину.
Что касается дистрибуции, то это жизнь предприятия, кровеносные сосуды, без которых оно не может существовать. Я считаю, что мы — одна из самых успешных компаний в плане дистрибуции: мы системно работаем более чем с 60 регионами России от Калининграда до Сахалина и практически со всеми лучшими федеральными сетями, как российскими, так и иностранными. У нас появляются новые продукты. Уже есть три блока, которые основаны на собственном виноградарстве: это шампанское, вина, коньяк. Нашему коньяку год, в винах главные новинки — это премиальная серия «Крю Лермонт», ледяное вино, шампанское премиального уровня; к новому году впервые в истории «Фанагории» выйдет классическое шампанское. Все эти продукты, конечно, требуют продвижения, расстановки, листинга, и здесь мы находимся в жёстких рыночных условиях наряду со всеми производителями, в том числе крепкого алкоголя, по которому сформированы строгие условия вхождения в рынок.
— В каких регионах у вас сегодня наибольшие продажи?
П.Р.: — На первом месте, естественно, Краснодарский край в силу южного типа потребления, ориентированного на сухие вина. Далее идут самые крупные мегаполисы. На мой взгляд, у нас дистрибуция по всей стране равномерна, нет каких-то белых пятен. Наша задача — расти вширь: если мы присутствуем в 20 процентах точек в каком-то регионе, то мы хотим быть в 30, потом в 40 и так далее. Если мы присутствуем только вином, то хотим присутствовать и шампанским, и коньяком. Но наши возможности производства не безграничны, потому что существует естественный ограничитель — виноград. По некоторым винам, к сожалению, надо ждать четыре-пять месяцев до того, как вина урожая этого года будут готовы к продаже.
С.К.: — В этом году наибольшие усилия нами были приложены на Дальнем Востоке. Например, мы участвовали в качестве спонсора во всех титульных мероприятиях во Владивостоке и Хабаровске. Два-три года назад там российского вина не было в принципе. Но при этом в обычном магазине можно найти широкий выбор самых дорогих вин, и вы нигде такого выбора не увидите, даже в Москве. Вообще, на Дальнем Востоке культура потребления вина выше, чем в столице. По одной простой причине: пока не было такой жёсткой законодательной базы по вину, как сейчас, там работало огромное количество импортёров вина, и привозить вина из Австралии или Новой Зеландии было очень дёшево. Самое дешёвое вино из Австралии или ЮАР было на две головы выше российского, люди привыкли к такому продукту и ждут именно такое вино. Поэтому там более требовательные потребители, чем в центральной России.
— В продвижении продукции вы сталкиваетесь с тем, что называется региональным протекционизмом?
П.Р.: — У нас прежде всего существует национальный снобизм, потому что для определённой части населения русское вино — это моветон. Мы с удивлением сталкиваемся с тем, что для многих жителей нашей страны в принципе является откровением, что в России растёт виноград — от этого всё и идёт. И только если человек побывает на предприятии и ему «вслепую» нальют в разные бокалы французское и наше вино, приходит понимание, что российские вина ничем не уступают импортным. Во-вторых, всё премиальное советское виноделие территориально строилось Госпланом так, что Россия в имиджевом плане осталась без премиального вина. В Советском Союзе традиционно винными регионами считались Молдавия, Грузия, в области десертных вин — Крым. Из российского вина можно назвать только «Абрау-Дюрсо» и «Саук-Дере» — вот и всё. Реальные органолептические свойства тех вин, у которых был высокий имидж — это, правда, отдельный вопрос. Так что мы сейчас в чём-то повторяем путь Южной Африки, которая 20 лет назад — это не так уж давно — из ничего стала серьёзным игроком на мировом рынке. До этого там всё было откровенно плохо, но за короткий период времени — от трёх до пяти лет — прошла тотальная модернизация всего национального виноградарства, и сейчас по технической оснащённости их винзаводы в среднем опережают европейские. И вот результат. Поэтому на внешних и внутренних рынках — среди сознательных потребителей, которые не страдают излишним снобизмом — мы позиционируем наши вина как вина «нового Старого света». Россия всегда была составной частью культурного и ментального пространства Европы от Испании до Урала, но коммунистический эксперимент её из этого пространства вырвал. Сейчас начался обратный процесс.
— А есть ли проблемы с вхождением в определённые розничные сети?
П.Р. — Мы действуем в рамках возможного. Те деньги, которые можем себе позволить направить на листинг, мы направляем. Зачастую, если мы вначале и не находим согласия с той или иной сетью, в конечном итоге торжествует здравый смысл и нам предлагают разумные условия, когда видят ассортимент соседних сетей.
На пороге мирового рынка
— Можно ли утверждать, что между российскими виноделами уже существует конкуренция? Или борьба по-прежнему идёт с импортной продукцией?
П.Р. — Не так много российских производителей исповедуют принципы истинного виноделия — к сожалению, нет даже десяти таких предприятий. Но тех, кто исповедует эти принципы, я никогда не буду считать конкурентами. Наша сверхзадача — сломать стереотип о том, что русского вина нет в принципе, что приличный человек не может поставить на стол российское вино. Ведь что такое вино? Это на 99 процентов грунтовая вода, содержащая более четырёх сотен микроэлементов и минералов, — эта вода впитывается корневой системой винограда, проходит в ягоды и превращается в вино. То есть вино — это русская земля, которая доносится до бокала трудом виноградаря и винодела. Вина реально мирового уровня в России уже есть, и мы хотим, чтобы президент России, принимая иностранных гостей, угощал их кровью земли Русской. И это уже происходит. В Константиновском дворце, к примеру, есть несколько бутылок фанагорийского вина в запасниках. Недалёк тот день, когда никому даже в голову не придёт, принимая гостей из-за рубежа, ставить на стол нерусское вино. Обратите внимание: в Европе не найдёшь ни одной культурной нации, у которой нет своего серьёзного вина. Невозможно представить, чтобы итальянцы, встречая высоких гостей, ставили на стол чилийское вино, как у нас до недавних пор.
— Как вы считаете, насколько нашим виноделам удалось продвинуться в этой ломке стереотипов?
С.К.: — То вино, которое мы сейчас с вами пьём — это не какие-то директорские запасы, оно взято из обычного магазина. И сейчас, когда у виноделов проходят различные мероприятия, они собираются и достают бутилированное вино, которое сделали сами. А водки на столах у виноделов теперь, как правило, нет вообще, это даже стало дурным тоном.
— Кризис, на ваш взгляд, сильно изменил отношение потребителей к нашему вину?
П.Р.: — Два кризиса — 98-го года и недавний — мы ощутили на себе совершенно по-разному. В 98-м у всех без исключения производителей была очередь: не надо было заниматься дистрибуцией, маркетингом, в течение одного года можно было распределять продукцию, и у кого были мощности, те, конечно, смогли от этого выиграть и заработать. А у кого были мозги, вложили заработанное в модернизацию, чтобы за эти 10 лет пройти путь от производства ординарного, самого обычного, по советской технологии, вина к тому, чтобы конкурировать на равных с мировыми производителями. Не так давно мы продали алиготе «Фанагории» в Лондон — это вино в английской прессе сравнивали с алиготе из Бургундии, которое там, надо сказать, подзабыли. И вот примерная цитата из статьи в Wall-Street Journal: «Неужели в такой северной стране, как Россия, можно произвести такое вино? Оно оказалось слишком серьёзным, чтобы его сопровождать едой, и оно достойно того, чтобы получать от него удовольствие в чистом виде». Но польстило даже не это, а то, что наше алиготе сравнили с тем, что делают в самом топовом шато Romanee-Conti.
— Насколько мне известно, в Лондон попали очень небольшие партии вашего вина…
П.Р.: — Да, всего 3 500 бутылок. Но там опубликовали данные — у англичан маркетинг немного глубже устроен — что наше вино продали на 38 процентов быстрее, чем рассчитывали. Плюс цена волшебная: мы продали в Англию вино по фунту, а в Англии оно стоило 7 фунтов 99 пенсов. Надо, конечно, учитывать логистику, таможню и прочие накладные расходы, но я думаю, если бы они сделали разумную наценку, то скорость продаж была бы несколько иной.
— Есть ли планы увеличить поставки на экспорт в разы, если не на порядки? И вообще, какие возможности вы видите для продвижения своих вин за границу?
П.Р.: — На самом деле наш российский рынок выпьет всё, что мы успеем произвести, поэтому если какая-то страна не имеет наших вин — это её проблемы.
В данном случае мы реалисты. Нас там никто не ждёт, но, тем не менее, есть люди, которые экспериментируют, которым интересно пробовать что-то новое. Сейчас, бывая за границей, мы уже чувствуем себя там абсолютно своими — и наоборот. Знаменитый винный критик Дженсис Робинсон была у нас в гостях год назад, и я очень чётко запомнил её фразу из отчета, который был опубликован в Financial Times: «На юге России, на Кубани всё оказалось неожиданно нормально». Так или иначе, на внешний рынок мы нацелены, и дорогу осилит идущий. Шаг за шагом мы этим занимаемся: у нас уже были поставки в Японию, США, Израиль и даже Таджикистан — там русские ребята строили какой-то энергообъект и поставили чёткую задачу: нам привезти именно такой водки и такого вина.
С.К.: — У нас есть хороший друг, испанец, который возглавляет ряд ассоциаций виноделов в Латинской Америке, в Колумбии и Венесуэле. Оригинального вина там нет, но испанцы принесли туда свою культуру его потребления, и она осталась. И в этих странах мы реально можем конкурировать с ведущими европейскими поставщиками. Законодательная база по алкоголю там очень жёсткая, и туда не имеет смысла привозить столовое вино за 80 центов — проще привезти высококачественное вино, скажем, за четыре евро, и в этой нише мы можем конкурировать. В прошлом году «Фанагория» участвовала в выставке в Колумбии, и наша десертная группа — кагоры — произвела там фурор, потому что в Колумбии нет таких вин, там не знали, что такое вообще есть в природе, а цена и качество по этому продукту несоизмеримы — сравните стоимость бутылки хорошего португальского портвейна и нашего кагора. На эту группу вин мировые производители задали определённый уровень цен, и он очень высокий. А наша десертная группа, произведённая по классической технологии, с учётом снятия акциза при экспорте становится сверхконкурентным продуктом на мировом рынке, но этот продукт нужно двигать и двигать.
Достояние республики
— В прошлом году вы первыми среди российских виноделов опубликовали декларацию о количестве собранного винограда. Задаст ли этот шаг определённый стандарт для всего рынка?
П.Р.: — В своей декларации мы также сказали, сколько бутылок и какого уровня премиальности вина и шампанского мы произведём из собранного винограда, и это станет ежегодной практикой. Декларация оказалась созвучна принципам недавно созданной саморегулируемой организации виноградарей и виноделов. Одно из положений членства в этой организации — обязательство декларировать объёмы производства. Наши представители входят в совет этой организации, и мы были в числе пяти учредителей, которые начинали процесс её создания. Если организация себя зарекомендует с положительной стороны, то государство сможет отдать ей часть контролирующих функций, как это уже сделано у строителей и в других отраслях. Такая политика, когда здоровая часть рынка регулирует основную его массу, существует во всех странах. В нашу организацию входят владельцы компаний, которые априори не могут действовать против своего бизнеса и его идеологии, поэтому организацию невозможно купить или что-то с её помощью пролоббировать узким кругом лиц. Кроме того, «Фанагория» стала одним из учредителей зарегистрированного в Краснодаре некоммерческого партнёрства «Аграрная цивилизация», целью которого является сохранение наследия, связанного с винодельческой и гастрономической культурой Восточного Причерноморья.
— Сегодня много говорится о развитии инструментов частно-государственного партнёрства как одного из главных механизмов модернизации российской экономики. Работают ли уже эти механизмы в виноделии?
П.Р.: — Мы очень благодарны за поддержку губернатору Кубани, он всей душой понимает вино и за счёт краевого бюджета поддерживает отрасль настолько, насколько возможно. Мы провели техническое перевооружение благодаря тому, что до кризиса существовало и сейчас реанимировано субсидирование процентной ставки по приобретению оборудования, которое не производится в России. Мы даже смогли убедить краевое законодательное собрание, что бочка является оборудованием, без которого невозможно сделать вино и настоящий коньяк. Одним словом, наша власть нас понимает и поддерживает — краевая больше, чем федеральная. Могу привести ещё один интересный эпизод. До некоторых пор в краснодарском аэропорту не было представлено ни одного российского — не говоря уже о кубанском — вина. Это была абсолютно неправильная ситуация: у нас впереди Олимпиада. Мы обратились с письмом в администрацию края, нашли поддержку, и теперь в краснодарском аэропорту можно приобрести отечественные вина.
— Кстати об Олимпиаде. Каким вы видите своё в ней участие? Будете ли вы бороться за то, чтобы фанагорийские вина стали официальным олимпийским напитком?
П.Р.: — Это вопрос не виноделия, а продаж и маркетинга. Мы готовы предоставить продукт мирового класса. Но пока нет внятного понимания, на каких условиях можно разместить на нём олимпийскую символику. Мы и с Олимпиадой, и без неё работаем над совершенствованием технологии производства как вина, так и шампанского, с которым, надеюсь, нам будет что праздновать в Сочи, в отличие от Ванкувера. Сейчас мы готовим классическое шампанское, оно у нас выйдет впервые в истории, и до Олимпиады, безусловно, есть время, чтобы сделать его ещё лучше. Из урожая этого года мы планируем сделать розовое шампанское не по купажной схеме, а из красных сортов винограда, а также красное шампанское, аналогов которому нет на мировом рынке — в мире красное шампанское не производят. Кроме того, у нас будет новинка в серии «крю» — кларет, это купаж каберне-мерло и ещё три-четыре процента местного сорта. Этикетки уже готовы.
— В этом году «Крю Лермонт» был официальным напитком Сочинского форума. Вы чувствуете от таких мероприятий эффект в плане продвижения марки? Получаете обратную связь?
П.Р.: — Я считаю, что статус официального напитка форума — это закономерный результат. Вино доказало своим качеством то, что оно достойно быть таким напитком. Кубань гордится своим форумом, и для нас честь, что нас туда пригласили представить свои вина, чтобы деловая элита России, которая приезжает в Сочи, могла с ними познакомиться, а принцип сарафанного радио никуда не делся. Мы видим статистику продаж, она по «Крю Лермонт» положительная. Кроме того, в этом году отмечалось тысячелетие Ярославля, и «Фанагория» выступала одним из партнёров этого мероприятия — на нашей продукции, которая была представлена на всех официальных мероприятиях и продавалась в Ярославской области, был размещён логотип празднования. В этом году мы впервые провели художественный конкурс «Фанагория Арт» — одним из членов жюри был художник из Франции. А в октябре «Крю Лермонт» могли продегустировать посетители Russian Fashion Week в Москве.
О творческих процессах
— Каковы ваши стратегические задачи в сфере брендинга? Правильно ли я понимаю — опять же, судя по полкам магазинов — что будет делаться всё больший акцент на продвижении премиальных серий, а роль линейки дешёвых вин начнёт постепенно снижаться?
П.Р.: — Эта линейка нам менее всего интересна с экономической точки зрения, поэтому в отношении к самому низкому сегменту серьёзных усилий прилагать мы не будем. У нас есть план работы до 2015 года. За последние несколько лет мы посадили более 1200 гектаров и понимаем, какой сортовой состав получим до 2015 года. Исходя из этого, у нас есть план выработки виноматериалов и план реализации по премиальным винам — номерному резерву и крю; кроме того, мы работаем над гран крю, плюс ледяное вино, коньяк и шампанское. Правда, нас серьёзно ограничивает правовое поле, в первую очередь запрет рекламы по телевидению.
— Коньяк для вас — это вопрос престижа, полноты линейки продукции? Или здесь планируются творческие открытия?
П.Р.: — Мы хотим сделать лучший коньяк в России, и нас оскорбляет то, что Кубань, производя более 50 процентов российского винограда, имеет несопоставимую с этой цифрой долю объёма произведенного или хотя бы разлитого в России коньяка. Как вы думаете, сколько она составляет?
— Для меня российский коньяк — это в первую очередь дагестанский, тут тоже есть свои стереотипы. А на Кубани, думаю, процентов 10 коньяка делают.
П.Р.: — Полтора процента. Нормально? Всё перевернуто! И нас это оскорбляет, это неправильная ситуация. Русского коньяка из русского винограда вообще крайне мало. На Украине, скажем, с 1 января действует закон, согласно которому через три года те производители коньяка, которые в купаже не будут использовать 25 процентов спирта, перекуренного из местного винограда, лишатся лицензии. В результате украинская нация получит коньяк, который хотя бы на четверть создан из своего винограда, а это означает рабочие места в виноградарстве и смежных отраслях. У нас же 30 процентов коньяка делается вообще непонятно из чего — на полке можно увидеть коньяк за 100 рублей, в то время когда акциз на бутылку составляет 45 рублей, плюс стоимость бутылки с этикеткой, колпачком и акцизной маркой. То есть 100 рублей за бутылку коньяка — это чудо, по-другому не назовёшь.
Поэтому мы хотим сделать великолепный коньяк из кубанского винограда, и думаю, что за три года войдём в число российских лидеров по динамике прироста своих спиртов. За три года мы заложили порядка 1 миллиона 400 тысяч литров коньячного спирта на выдержку. К Новому году должны сделать первую бочку из кавказского дуба — создаём своё производство, потому что не оказалось ни одного адекватного производителя, который, получив деньги, сможет сделать 500 или тысячу бочек определённого качества: чтобы клёпка была из дуба возрастом как минимум 80–100 лет и пролежала год-полтора в естественных условиях для испарения лишних дубильных веществ — только после этого можно делать бочку. Такого производителя не оказалось. И это не бизнес-решение: о вложенных деньгах придётся забыть минимум на пять лет. А у нас в коньяке уже работает тысяча бочек, и мы хотим за четыре-пять лет довести их число до семи-восьми тысяч.
— А мастеров коньяка вы откуда берёте?
П.Р.: — Это наши специалисты. Мы тесно сотрудничаем с коньячными мастерами Кубани, которые в своё время создавали коньячную промышленность в Молдавии и принимали участие в формировании кубанских технологий.
— Какие цели ставились, когда вы выводили на рынок ледяное вино?
П.Р.: — Мы стремились к диверсификации продукции. Название «ледяное вино» соответствует имиджу России: 85 процентов территории нашей страны — это холодные земли. Значимая часть потребителей в России любит сладость во вкусе, и айс-вайн — это как раз разумный компромисс. Это естественный продукт, в котором есть эндогенный спирт (12 процентов) и природный сахар. Во время прессования мороз выдавливает воду из ягоды, а остаточный сахар (16 процентов) сохраняется после очень нежного брожения, которое требует больших усилий виноделов. Получается великолепное сочетание.
— Как идут его продажи? Сама цена — примерно тысяча рублей за поллитровую бутылку — в голове у потребителя укладывается?
П.Р.: — Этого вина невозможно произвести много, и тот объём, который мы произвели, находит своего потребителя в спокойном режиме. Сложно назвать это значимым бизнес-проектом, но то, что получилось, доставляет нам в том числе и моральное удовольствие.
— А «Цимлянский чёрный» хорошо продается?
П.Р.: — Очереди нет, но главное, что мы способны произвести это вино из российского сорта винограда.
Не просто вино
— Рассматриваете ли вы возможности выхода на рынки публичного капитала (вплоть до IPO) для привлечения новых инвестиций в производство?
П.Р.: — Эти механизмы в виноделии имеют место, но на данном этапе у нас есть своя идеология, которой мы следуем. Мы не рассматриваем свою работу как бизнес — это наша жизнь. Как повлияют на неё новые люди с новыми деньгами? Мы не уверены, что положительно. Сегодня мы можем работать не на прибыль, а на будущее. У нас есть программа по виноградарству и по модернизации производства вина до 2015 года. Мы не работаем в минус, а чтобы обеспечивать те инвестиции, которые нам нужны, достаточно реинвестировать заработанное. Хотелось, может быть, получать бóльшую прибыль, но в целом нам нравится то, что мы делаем и как мы это делаем.
— Вы используете в своей деятельности аутсорсинг?
П.Р.: — У нас и брендинг, и продажи, и виноград — всё своё, аутсорсинг не используется. В этом есть свои плюсы и минусы. Но я считаю, что в России нет рынка услуг брендинга по разумным ценам, нет нормального производителя бочек и так далее. Поэтому приходится всё, что нам необходимо, и всё, в чём мы хотим быть уверены, делать самим. Так получилось, что все владельцы предприятия занимаются реальной работой на нём, в этом залог успеха. Запустив чужую идеологию, мы получим деньги, но нам скажут, что нужна быстрая отдача. А в виноградарстве самый длинный цикл, и он ничем не застрахован. У нас 45-я параллель — это пограничная территория, где ещё возможно получать великие вина, но за это надо платить определённую цену. Она заключается в циклических заморозках, в потере урожая. В этом году, к примеру, мы потеряли четыре тысячи тонн винограда — 35 процентов урожая.
— А как сегодня обстоит дело со страхованием рисков виноделов?
П.Р.: — Теоретически механизмы работают, практически нет. Допустим, у вас есть 100 гектаров виноградников, и вы особо дорожите 20-ю гектарами на северном склоне, который наиболее подвержен заморозкам. А страховая компания говорит: нас это не устраивает, мы хотим страховать только 100 гектаров. Если мы считаем страховую сумму за 100 гектаров, это окажется для нас неподъёмным. Если бы государство предложило какую-то программу софинансирования, что очень широко применяется в Западной Европе, потому что виноградарство — это рабочие места, тогда механизм бы заработал.
— Каковы ваши планы в области винного туризма? Это просто приятное дополнение к основному бизнесу или у него есть перспектива стать отдельным большим направлением?
П.Р.: — Для развития этого направления требуются очень серьёзные вложения. У россиян уже есть большой опыт посещения европейских стран, опыт правильно организованного отдыха, и они хотят открывать новое здесь, но с таким же комфортом и пониманием, что у нас не хуже. И мы должны создать продукт именно такого уровня. Для того, чтобы как следует ознакомиться с нашим предприятием, нужны сутки. Поэтому необходимо создать полноценные условия для этого — должна быть не только гостиница, а вообще вся атмосфера, располагающая к тому, чтобы человек провёл у нас, скажем так, мини-уикенд. Это есть в программе развития предприятия, и первый шаг в виде открытия фирменного магазина сделан. Дальше к нему может добавиться музей вина. Мы также реализовали проект фазанария — там уже живёт 800 фазанов, а также пять оленей, 20 кабанов; но пока мы не совсем готовы показывать этот объект туристам. В дальнейшем это будет наш собственный сафари-парк.
— Как развивается ваш проект школы сомелье?
П.Р.: — Это для нас планово-убыточный проект. Сумма расходов не такая большая, поэтому мы под, может быть, несколько претенциозным названием «Академия вина Фанагории» внедряем идею, что любой человек за разумные деньги — 1 200 рублей — может посетить три занятия, где специалисты расскажут ему о вине и винограде, и сравнить вина по категориям — фанагорийские и ведущих мировых регионов. И после этого сделать свой выбор. Для этого достаточно просто зарегистрироваться на нашем сайте: программа работает в Краснодаре, уже запущена в Ростове и Казани, а далее появится во всех городах-миллионниках.
— Сколько человек уже прошли эти курсы?
П.Р.: — Проект работает не так давно — несколько сот человек уже прошли.
— Насколько это выгодная форма продвижения бренда?
П.Р.: — Как правило, люди гордятся тем, что в России производят достойное вино. Человек, который любит вино, в месяц выпивает хотя бы три бутылки. Умножаем на 12 месяцев, добавляем к тем, кто посетил курсы, их родственников и знакомых — получаем за год неплохой результат. В конечном итоге, это тоже ломка стереотипов. Государство говорит о том, что до 2020 года должна быть снижена смертность от алкоголизма, но мы в очередной раз бросаемся из крайности в крайность: если боремся с алкоголем, то со всем сразу. Но надо предложить разумную замену — почему не объяснить, что от ста граммов вина в день только польза? Ряд стран приняли эту идеологию без лишнего ханжества, и у них вино считается продуктом питания (как мясо, яйца, колбаса, хлеб, сыр), который сопровождает и дополняет еду. Вино — это напиток местности, оно из почвы, из воды, оно лучше соответствует той еде, которая характерна для местности, они связаны одной кровью. Кстати, не только в ЕС, но и, к примеру, в Молдове, такой закон уже принят.
Благодарим за помощь в подготовке интервью президента клуба «Винный путешественник» Мариету Емтыль.